Космический госпиталь - Страница 22

— Что же это за несчастный случай? — взвился Конвей. — Множественные колотые раны, да ещё с обожженными краями. Проникающие ранения, как от осколков взрыва. Каким образом?..

— Мы особо, конечно, не распространялись, — ответил монитор, — но я думал, что слух дошел до всех.

Губы монитора поджались, а взгляд приобрел уже знакомое Конвею выражение.

— Они решили повоевать, — продолжал Вильямсон, кивнув в сторону пострадавших. — Боюсь, что, прежде чем мы справились с ситуацией, дело зашло довольно далеко.

«Война!..» — с отвращением подумал Конвей. Разумные существа, у которых так много общего, пытаются убить друг друга. Он слыхал, что эпизодически такое случалось, но никогда по-настоящему не верил, что какое-либо разумное существо может лишиться разума до такой степени. Так много жертв…

Он не в такой мере погрузился в мысли о том, как отвратительны и недопустимы столь грязные дела, чтобы не отметить довольно странный факт: выражение лица монитора отражало его собственные чувства. Если Вильямсон испытывает те же чувства, что и он, то, возможно, настало время пересмотреть свои взгляды на Корпус мониторов в целом.

Неожиданно справа от Конвея возникло какое-то движение, привлекшее его внимание. Пациент-гуманоид в оскорбительном тоне категорически отказывался подчиниться интерну ДБЛФ, который пытался его обследовать.

Врач был обескуражен и старался ровным тоном переубедить больного.

Дело уладил Вильямсон. Он подскочил к громко протестующему раненому и склонился над ним, так что их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга. Раздался тихий, почти дружелюбный голос, от которого, тем не менее, по спине Конвея пробежал холодок.

— Послушай-ка, приятель, — поинтересовался монитор, — говоришь, ты отказываешься подчиняться ползучим вонючкам, что хотят тебя укокошить? Так вот крепко запомни: эта конкретная вонючка является здесь врачом. К тому же в нашем заведении не бывает войны. Поэтому заткнись, не трепыхайся и веди себя хорошо. Все мы — солдаты одной армии, а ваши мундиры — пижамные куртки. Заруби это все на своем носу — в противном случае я его отстригу.

Конвей снова принялся за работу, ещё раз отметив необходимость переосмыслить свое отношение к мониторам. Странным образом, в то время как сто руки занимались извращенными, покалеченными и обожженными, мысли были заняты совсем другим. Он все ещё удивлялся поведению Вильямсона, подтверждавшему, что всё говорившееся о мониторах — ложь. Был ли этот неутомимый, спокойный, надежный как гранит человек убийцей и садистом с низким интеллектом и отсутствием морали? В это было трудно поверить.

Украдкой поглядывая на монитора, Конвей постепенно принял решение.

Выполнить его было трудно. Если он не будет осторожным, у него точно что-нибудь отстригут.

Вариант с О'Марой исключался; с Брайсоном и Манноном по разумным причинам — тоже, а вот Вильямсон…

— А… э-э, Вильямсон, — неуверенно начал Конвей и закончил скороговоркой, — вы когда-нибудь убивали?

Монитор резко выпрямился, губы его слились в одну бескровную линию.

— Доктор, — сказал он без всякого выражения, — вам не страшно задавать подобные вопросы монитору?

Он заколебался, видимо его смутило выражение лица врача, отражавшее его переживания, и любопытство явно пересилило гнев.

— Что вас гложет, док? — требовательно спросил он.

Конвей от всей души жалел, что задал свой дурацкий вопрос, но теперь отступать было уже поздно. Поначалу, запинаясь, он начал рассказывать и о своих идеалах, и о любви к профессии, и о той тревоге и озабоченности, которые возникли, когда он обнаружил, что главный психолог Госпиталя учреждения, как он считал, которое удовлетворяет всем его высшим помыслам — является монитором, да и другие ответственные посты, возможно, тоже занимают члены их корпуса. Мол, он знает, что не всё в корпусе плохо — ну вот они сейчас прислали, например, свои медицинские подразделения, чтобы помочь Госпиталю в чрезвычайной ситуации. И все же — мониторы!..

— Я нанесу вам ещё один удар, — сухо заметил Вильямсон, — сообщив о таком общеизвестном факте, что о нем никто уже не вспоминает: доктор Листер, начальник Госпиталя, тоже офицер корпуса. Конечно, он не носит форму, — поспешно добавил Вильямсон, — ибо диагносты забывчивы и не обращают внимания на мелочи. А к неаккуратности Корпус относиться неодобрительно, даже если это касается — как в данном случае генерал-лейтенанта.

Листер — и тот монитор!

— Но почему?! — непроизвольно воскликнул Конвей. — Ведь всем известно, кто вы такие. Как вам удалось захватить тут власть? В этом месте? У тех, кто…

— Очевидно, никому ничего неизвестно, — прервал его Вильямсон, — хотя бы потому, что это неизвестно вам.

Глава 6

Когда, покончив с очередным пациентом, они занялись следующим, Конвей понял, что монитор больше не сердится. У него было выражение лица родителя, собирающегося поведать своему отпрыску о не самых хороших сторонах жизни.

— В основном, — начал Вильямсон, бережно стягивая полевую форму с раненого ДБЛФ, — все ваши проблемы — да и проблемы всего вашего социума кроются в том, что вы слишком защищены.

— Как-как? — переспросил Конвей.

— Вы защищенные существа, — повторил монитор. — Вы защищены от всех жестокостей современной жизни. Из вашего социума — не только с Земли, а и со всех миров Федерации — выходят практически все великие артисты, музыканты и ученые. Большая их часть доживает до конца своих лет в полном неведении, что, начиная с самого детства, их охраняют, что они ограждены от большинства реалий нашей так называемой межзвездной цивилизации, что их пацифизм и этические нормы — это роскошь, которую большинство из нас просто не могут себе позволить. Вам эта роскошь дана в надежде, что в один прекрасный день на базе этого родится философия, которая позволит каждому существу в Галактике стать действительно цивилизованным и гуманным.